Нурзида, скажи пожалуйста, чем ты сейчас занимаешься?
Нет такого одного слова и нет одного проекта. Проектов много. Моё ключевое направление деятельности – защита прав уязвимых групп. Сюда прежде всего входят представители национальных меньшинств, конфессиональных меньшинств, мигранты, люди, оказавшиеся в трудной жизненной ситуации в силу разных причин.

То есть вы людей не разделяете и оказываете помощь всем?
Да, всем мы оказываем юридическую помощь, как минимум консультативную. А дальше уже из потребностей исходим. Всё мы конечно решить не можем - это во-первых. А во-вторых – мы действуем исключительно в рамках российского правового поля. То есть там, где есть какие-то спорные моменты, у нас есть мощные юристы сеть «Миграции права». И они помогают, там, где есть перспектива какая-то, основание.

У вас с ними какое-то партнерство?
Мы ничего не подписывали, но поскольку у нас такое негласное мощное миграционное сообщество сложилось, то взаимодействуем.

Вот и эту деятельность по защите прав уязвимых групп мы вписываем в самые разные проекты. И буквально лет 5-6 назад мы поняли, что самой уязвимой группой являются женщины-мигранты. И лет 5-6 мы занимались исключительно женской миграцией. Там, помимо правовой поддержки, мы занимались развитием низовых иннициатив. Но это у нас никуда не вылилось, потому что мы не можем найти форму, в которую всё это можно облечь. Хотели открыть какой-нибудь малый бизнес для женщин, но там очень много рисков. То есть те люди, которые в этом понимают, они сказали, что очень много рисков. Помимо этого, очень сложно организовать людей, сидящих дома на регулярную системную работу. Для того чтобы это было рентабельно и не убыточно. А также не было самодеятельностью, а было на каких-то более-менее профессиональных началах. Должна быть очень жёсткая организация труда. А когда речь идёт о том, что люди работают дома, возникает очень много издержек по организации труда. То есть надо им эту работу привезти, помимо этого нужно унифицировать работу, чтобы она была стандартизирована. Пока мы эту идею оставили.

Но у нас, например, многие женщины мигранты обладают такими навыками, чтобы что-то производить. Например – вяжут, шьют, вышивают. Занимаются ручным трудом. И в принципе это всё можно развивать как бизнес, но, так как на сегодняшний день, мы пока не нашли модели, то всё в стадии проекта. Для того чтобы этот бизнес был доходным – он должен быть массовым. А как только бизнес становится массовым – теряется уникальность.

Расскажи пожалуйста, как ты пришла в общественную деятельность?
Я заканчивала институт, разводилась и случайно моя знакомая увидела сюжет по телевизору, что есть такая национально-культурная автономия татар, а у них есть служба знакомств. И предложила мне: «Сходи, попробуйся туда психологом». Вот я пришла туда, они меня взяли с распростёртыми объятьями. Я месяца три работала бесплатно. Потом надумала уходить и они меня давай оставлять. А я три месяца работала и шефа не видела. Шефом оказался крутой, богатый молодой татарин.

И на тот момент у нас, национально-культурная автономия татар была самой профессиональной общественной организацией в Екатеринбурге (из этнических). За счёт того, что у него был огромный ресурс – у нас была своя видео-производственная студия. Было круто. Выходили две программы на областном телевидении. И он предложил мне создавать мусульманскую телепередачу. Я стала автором и ведущей. Где-то год мы выходили в эфир. Помимо этого, направлений деятельности в автономии было очень много. Я была руководителем общественной приемной. Проработала я там почти 4 года. А потом в Екатеринбург приехала одна девушка из Великобритании – исследователь низовых социальных инициатив - это была тема её диссертации. Она до этого работала с цыганской автономией по доступу к образованию. Цыгане ведь очень мало учат своих детей – девочек до 3 класса, мальчиков до 7. Буквально деньги научились считать – всё, можно в школу больше не ходить. Плюс ранние договорные браки. И у нас получилось, что у нашей автономии не было проблемы выхода на СМИ. А у всех остальных это было огромной проблемой, особенно с учётом того, что образ представителя национального меньшинства (мигранта) в СМИ был представлен крайне неадекватно. Сейчас уже конечно поровнее, но мы над этим много работали.

Вот, и она предложила нам совместный с Великобританией проект – «Communication culture» (Соединяя культуры). Целью проекта, было научить представителей национальных меньшинств работать со СМИ, составлять пресс-релизы, мероприятия оформлять как инфоповод, ну и тому подобные действия. А журналистов учить непредвзятости и знакомить их с лидерами, чтобы они могли получать информацию из первых источников, а не искаженную.

Руководитель Национально-культурной автономии татар не поддержал проект, а нам он показался очень важным. Но и поэтому мы решили зарегистрировать с моей подругой (с которой там вместе работали) свою организацию. Уходили мы буквально со слезами и с боем. Наш шеф был очень эмоциональный человек. Обозвал меня предателем.

Был путь поиска?
Нет, скорее это был стрим, в который я вошла. И который совпал с моими потребностями, моими ощущениями и предоставил мне такие возможности для развития, что мне было это очень-очень интересно. А во-вторых, не хотелось этим пренебрегать, потому что до этого у меня был опыт сидения дома 6 лет.

Это же на первоначальном этапе не приносило денег? Что руки не опустить и двигаться?
Был проект и всегда была какая-то зарплата. Она зкладывалась. Понятно, что она была совсем небольшая и не предполагалось, что это твой основной источник доходов. Но, поскольку меня в то время содержали родители, а мою подругу содержал муж, то для нас этот вопрос не был ключевым. Но родители стареют и на мужа тоже не всегда нужно надеяться и тогда мы стали думать о том, какой должна быть деятельность, чтобы она стала нашей профессиональной, чтобы она обеспечивала нашу жизнедеятельность. Не только организацию, но и нас лично.

Найти деньги на деятельность гораздо проще чем найти деньги на содержание организации и на содержание себя.

Скажи, ведь у многих общественников это основная и ключевая проблема?
Да. Считается, что ты должен этой работой заниматься по велению души и сердца, а то что у тебя тоже есть семья, дети, которых нужно обеспечивать, об этом не думают. Да, это как бы за рамками остаётся. Ты должен работать за идею.

Потом, чтобы денег заработать, мы участвовали в нескольких исследовательских проектах. В поле выходили. Проводили полевые работы, опрашивали мигрантов на многостраничных анкетах.

Сами все материалы разрабатывали?
Нет, это мы всё получали. Мы только в поле работали. Материалы отправляли. Мы даже не всегда аналитику по ним видели.

Задания получали от иностранных партнеров?
Нет, это наши союзники по странам СНГ. Это организации стран исхода мигрантов. Например, в одном проекте решали вопросы женского здоровья. В другом проекте проблемы доступа к образованию. Для того, чтобы тоже свою политику регулировать в отношении мигрантов, с этими данными. Потом был год, когда мы вообще ничего не получали и уже хотели закрыть организацию. Но выиграли грант Human Rigth Incubator– инкубатор прав человека при «Мемориале» московском. Они нам дали грант 600 тысяч на поддержку доступа женщин к правозащите. И с того момента мы снова вошли в «волну», в тренд и начали получать финансирование наших проектов от Фонда Президента.

Нет, на самом деле, ты знаешь, я до сих пор этому человеку очень благодарна. Потому что я пришла туда женщиной Востока, а вышла оттуда специалистом за 3 эти года. У него был невероятный ресурс и невероятный уровень взаимодействия, то есть его активности. Мы активно участвовали в политической деятельности. Была Евразийская партия, мы проводили съезды на федеральном уровне. Участвовали в федеральной повестке очень активно.

Фото - из личного архива Нурзиды Бенсгиер

Вы сами готовите документы на гранты?
Конечно. У нас большой опыт. Мы консультируем много, помогаем писать заявки нашим партнерам. Здесь нам никто не нужен. Несколько раз к нам обращались различные «помогальщики» готовые работать за процент. Выходят московские организации. Был у нас такой опыт, - сначала им дай денег, потом они тебе заявку напишут, а потом ты им еще отстегни сколько-то процентов от гранта. Мы таких посылали сразу. У нас нет нужды в такой помощи. Мы сами кому хочешь поможем.

Мы не всегда выигрываем. Бывает конечно, что не получаем ничего. Многих консультируем, делимся опытом.

Ведь много людей срезается на том, что информационный вакуум. Вроде бы идея есть, а как подступиться не знают.
На самом деле, там есть определенные алгоритмы действий – это первое. Во-вторых, нужно чётко понимать приоритеты фондов, в которые подаёте заявку. Там, как правило, ещё существует ограничение по объему. И одной из важных задач является - суметь уложить квинтэссенцию своей заявки. С тем, чтобы она была убедительной, с тем чтобы она соответствовала требованиям. Не просто «воды налить» на эти 7 000 знаков, а по существу писать естественно. С одной стороны, фонды заинтересованы в тех организациях, которые стабильно и хорошо делают работу свою. И если бы это было так, что можно от них стабильно получать - было бы клёво. Потому что это институциональная поддержка получается. Но с другой стороны, фонды заинтересованы в том, чтобы развивать и поддерживать новые организации. Ведь если один и тот же фонд даёт, то ты вольно или невольно становишься ангажированным. Поэтому тут палка о двух концах. Хотелось бы стабильного финансирования, но при этом хотелось бы сохранить независимость и равноудаленность от источника финансирования.

Все так рассуждают? Либо, у некоторых есть цель примкнуть к кому-то и получать стабильные деньги?
Я говорю конечно об идеальном варианте. Но надо учесть, что ты теряешь независимость свою, теряешь объективность и не можешь быть свободен в тех оценках, которые ты выдаёшь. Но вот зарубежные фонды в этой части достаточно лояльны. И наш Президентский фонд тоже. Я очень хвалю то, как эта инициатива в итоге сейчас выглядит. Сначала, когда это было несколько фондов (в качестве операторов, которые выдают), то было меньше прозрачности, много субъективности в оценках проектов. А сейчас всё это очень прозрачно. Есть критерии, по которым проекты оцениваются. Есть бальная система. И ты можешь запросить информацию для анализа, чтобы понять, в какой категории у тебя провал. Чтобы потом прокачивать эту категорию. Поэтому сейчас всё очень хорошо. Я люблю наш Фонд президентских грантов и Илью Чекалина. Это близкий к народу человек. Ни от кого не отмахивается, в вебинарах фонда принимает участие, консультирует, всё объясняет. Он очень крутой человек. Ведь очень многое зависит от личности. Можно отмахнуться, а можно вникнуть в проблему и посоветовать, как её решать при поддержке фонда. Конечно посмотрим, как дальше это всё будет развиваться.

Сейчас уже нет такого негатива, когда одни «Ночные волки» получали по 9 миллионов. Вопрос тут был даже не в том, что они с президентом пиарились, а в эффективности их деятельности. Это очень важный момент – показать те социальные изменения, которые ты произвёл на эти деньги. Показать то, как ты изменил общество, как ты изменил сознание людей. Эти люди будут производить те же действия и думать, как раньше или что-то изменится и общество поменяется. Это очень трудноанализируемый критерий. Но тем не менее, если в обществе такие же тренды чувствуются, естественно, что ты больше поддержки найдёшь с этим проектом.

Теперь наша деятельность из защиты прав мигрантов вылилась в защиту прав трудящихся. Потому что на практике мы стали сталкиваться с тем, что ущемляются не только трудовые и социальные права иностранных граждан, но ровно также и местных граждан – так называемых внутренних мигрантов. Тех людей, которые приезжают работать в мегаполисы из области, из деревень. Они точно также выпадают из поля правовой защищенности перед работодателем. Естественно, у них больше прав, в той части, что они граждане. Им защищать свои права легче. Но у них присутствует правовой нигилизм очень сказывается. Вот теперь у нас есть «Комитет за честный труд».

Фото - из личного архива Нурзиды Бенсгиер

Расскажи немного про свою семью. Из какой ты семьи? Как родители реагировали на твой выбор учёбы, деятельности?
Они люди абсолютно светские, советские. Папа мой был долгое время инженером по технике безопасности, а потом ушёл в частный бизнес – строительную контору открыл. Мама - всю жизнь проработала на одном месте, на оборонном предприятии. Она радиомонтажница. Они у меня люди совершенно простые и далёкие от религиозной жизни. Поэтому, когда я одела хиджаб – не одобряли этого. Они видели в этом угнетение меня, им так казалось.

Ну родители мои были категорически против того, что я бросила своё первое образование Свердловский институт народного хозяйства. Мне пришлось год скрывать от них, прежде чем я поступила на журфак, который тоже бросила из-за замужества. Естественно у папы моего был буквально удар. Он был просто вне себя от злости, что я не ценю высшее образование. Потом уже, когда вышла замуж, я закончила психологический факультет Уральского гуманитарного института.

Когда я начала вести передачу и стала такой более-менее известной в городе, они тоже к этому никак не относились. Им конечно было приятно, когда знакомые говорили: «Ой, мы видели Нурзиду по телевизору». Приятно, но не более.

Сейчас стараюсь брать маму на всякие светские мероприятия. И она, уже видит, как люди оценивают мою работу и ей становится гораздо приятней. Сейчас уже такой период в жизни, когда больше нужно о них заботиться, им больше поддержку оказывать. Сейчас они очень смиренно ко всему относятся.

Но ведь всё равно, от них же ты получила поддержку на свою общественную деятельность?
Конечно. Я могу сказать, что из 15 и лет (почти полностью) я была на обеспечении своей семьи. Моей мизерной зарплаты конечно не хватало.

Фото - из личного архива Нурзиды Бенсгиер

То есть, поясни - для понимания читателей, что некоммерческая деятельность это не купание в деньгах?
Нет, конечно. Я не «грантоешка», как нас иногда называют недоброжелатели. Говорят: «Вот вы на гранты живёте.» Мы на гранты не живём, мы на гранты свою деятельность осуществляем. Жить на гранты нет возможности никакой.

Тобой был проделан в общественной деятельности не простой путь?
Да, был пройден путь продолжительностью 15 лет, плюс 3 года в автономии. Я не могу однозначно сказать, что я лидер общественного мнения или агент влияния какой-то. Потому что как ни крути, сфера твоего влияния она достаточно узкая. Я могу определить её так – ну во-первых это те люди, которые вовлечены в реализацию миграционной и национальной политики на низовом уровне. Начиная от простого народа, который обращается к нам за помощью. Следующий уровень – лидеры общественных этнических организаций. И третий уровень – это уровень власти. Это чиновники государственные, которые регулируют эти вопросы. Но и теперь у нас задача выйти на уровень законотворческой инициативы. Потому что мы понимаем, что несовершенство нашего законодательства или его неисполнение влияет на судьбы простых людей.

Но у нас в этой части есть определенный опыт с одной стороны, с другой стороны это как с исковым заявлением – для которого нужны чёткие формулировки, нужно юридическое/правовое мышление, нужно понимать к чему ты движешься в итоге. Мы конечно очень много создаём просветительских материалов для мигрантов. И у нас есть опыт переработки юридической казуистики в простой человеческий язык. Но как простые человеческие проблемы перевести на казуистический/юридический язык?? Это оказалось сложнее. Потому что нужно действительно быть «семи пядей во лбу» чтобы всё учесть и чтобы это принесло пользу, а не навредило в итоге.

Если кратко резюмировать, что можешь сказать: стоит или нет идти в общественную деятельность? Я сейчас хочу спросить конкретно про молодёжь, у которых есть стремление, но их отпугивает незнание, сложности?
Ну смотри, Екатеринбург сегодня пространство для массы общественных инициатив и для воплощения этих инициатив. Потому что Екатеринбург – один из тех городов, где власть всегда демонстрирует готовность к диалогу. Всегда. Ты можешь заявить о себе, заявить о своей проблеме и власть, так или иначе, обязательно отреагирует. У нас большое количество инициатив, за последние три года стало так много общественных организаций, что мы в них потерялись. У нас у них каждый день какие-то тусовки. И причём это приходят люди нового мышления, молодёжь. И они совсем по-другому мыслят. И они мыслят уже в категориях виртуальных и технологических. Они задачи по-другому решают.

Я не могу сказать, что это не правильно или правильно. Или мы неправильно или правильно работаем. Но это уже совсем другие технологии деятельности, некоммерческой общественной деятельности. Я думаю, что компромисс где-то посередине. Что у некоторых часто за хайпом ничего нет. Идея есть – деятельности нет. Провозгласили, пошумели на эту тему, собрались, потопали, попрыгали, а дальше что? Ну заявили вы о проблеме, а пути решения этой проблемы они порой не видят. Либо решение, которое они предлагают – оно очень узкое, местячковое. Оно может решить интересы какой-то узкой группы, но не может решить проблему. Но это всё приходит с опытом. Самое главное, что эта инициатива есть и желание работать есть. Есть два заблуждения – думать, что общественная деятельность - это только горение идей и думать, что общественная деятельность тебя обогатит. Она может стать делом твоей жизни, но ты должен учесть все риски и все проблемы, которые с этим связаны. Но, а вообще это круто. Я теперь себя не представляю частью системы какой-то. Нет проблемы в найме быть, в команде, которая какие-то глобальные проекты реализовывает. А ты там делаешь то, за что ты реально можешь отвечать, чтобы не подвести команду, не дискредитировать. Это мне было бы очень интересно.

То есть быть нужной и востребованной?
Да. И быть адекватной требованиям. Соответствовать. Потому что очень всё портят дилетанты. Примеров этому масса. Когда хорошие идеи, хорошие инициативы воплощаются людьми, которые не осознают ответственности за свои действия и так далее. Очень интересно общественной деятельностью заниматься. Тем более в её новых формах, когда она может быть стихийной, может быть регулируемой. Это очень интересно. Я поэтому пошла учиться в магистратуру на социологию и очень жалею, что я не выбрала себе специальностью социологию базовую. Мысли глобально - действуй локально. Это как раз очень относится к общественной некоммерческой деятельности. Ты во имя великих идей делаешь то, что можешь. Меняешь мир к лучшему по сантиметру, кирпичику. Искусство маленьких шагов. Делай что можешь и будь что будет.

Фото - из личного архива Нурзиды Бенсгиер

И в завершение – ну так стоит идти в общественную некоммерческую деятельность молодёжи?
Смотря зачем. Надо исходить из задач и из целей, из того, какие ты цели перед собой ставишь. Если твоя цель повысить свой личный рейтинг, допустим общественный/публичный - стоит. Допустим если ты созвучные обществу идеи будешь выдвигать, то найдёшь максимальную поддержку. А если ты хочешь решить какую-то конкретную проблему и сможешь разработать самый лучший механизм её решения, который сможет мультиплицироваться на эту же проблему в других регионах и поможет её решить – то тоже стоит. А если ты идёшь просто по принципу – все идут, и я пошёл, как дань моде, то нет. Сейчас ведь это такое трендовое направление некоммерческая деятельность. Вот если идёшь потусоваться, то ты можешь просто потусоваться. Для этого совершенно не обязательно регистрировать организацию, потому что её содержание стоит денег. Мы видели много примеров, когда люди думали, что благодаря этому к тебе автоматически статус и деньги упадут, то такие люди быстро сдувались. Потому что организацию нужно содержать, нужно сдавать отчётность, платить налоги, обеспечивать её жизнедеятельность. Поэтому у нас много лидеров этнических организаций, которые работают без образования юридического лица. Просто оказывают помощь своим согражданам.

Как они распространяют о себе информацию? Это какая-то реклама, соц.сети?
Как правило это «сарафанное» радио. Вот телефон нашего юриста, мы слышали, что маршруточники друг другу передают. Конечно это очень приятно. Но ведь они действительно огромную работу делают, вся низовая работа на них. Могут сорваться по ночному звонку.

Вы их где-то находили, таких ценных работников? Ведь самое главное это же команда?
Да, конечно команда. Кто с нами совпадает идеологически и по духу – мы крепко держим. Стараемся чтобы они развивались. Мы говорим им о том, что им необходимо свой опыт институализировать, нарабатывать кейсы.

Сотрудники у вас на общественных началах работают?
Нет, они получают зарплату. В рамках заявок на гранты мы учитываем их деятельность. Там конечно не большая зарплата. Например, юристы получают у нас по 15 тысяч. При этом они не должны сидеть в офисе с утра до вечера, но должны быть на связи/доступны круглосуточно. Они не всегда выезжают ночью естественно, только в экстренных случаях. Теперь они стали настолько у нас популярными, что разные этнические сообщества пытаются их у нас переманить. Мы гордимся, что у нас такие грамотные и хорошие ребята работают. В этой стадии у нас ещё становление, мы как команда ещё формируемся. И в плане развития мы понимаем, что у нас большой ресурс/потенциал. Поскольку своими руками мы не можем охватить многие виды деятельности, для этого нужно расширять команду. Но для расширения команды должно быть финансирование. Мы не можем звать людей работать за идею. Ведь понимаешь, если человек работает за идею, значит кто-то его кормит. А это уже не совсем честно получается. Ты паразитируешь на труде какого-то человека.

Кстати редко кто из общественников так рассуждает, почему?
Я считаю, что если ты делаешь свою работу профессионально, то она должна быть оплачиваемой. Иначе, там, где ты не получаешь деньги – это всё на уровне самодеятельности. А там, где самодеятельность – там критерий качества страдает. Ведь человек, который получает зарплату – несёт ответственность. А если он на общественной инициативе работает – то и ответственности у него нет. Это риски для проекта. Это проблема качества деятельности некоммерческого сектора. Допустим человеку для реализации проекта нужно куда-то выехать, а у него нет денег на бензин. И я не могу с него требовать. Поэтому тут надо понимать, что если ты не платишь зарплату, значит страдает качество твоей работы. По крайней мере риск такой есть.

Я думаю, что мы читателям ярко показали, что гранты – это не получение бесплатных денег, это ещё и ответственность?
Да, конечно. Вот у нас один из последних грантов около двух миллионов рублей. То есть это очень приличная сумма, казалось бы. Но надо учитывать, что с этой суммы по нашему законодательству (хотя это по сути перекладывание из одного кармана в другой) мы также должны платить все налоги, которые съедают значительную часть бюджета. Потом, мы должны оплачивать аренду офиса. Хотя по сути и по законодательству, организации, которые оказывают поддержку таким социально незащищенным слоям населения, они имеют право на выделение помещения от администрации города, от областных структур правительственных, но это происходит крайне редко и естественно, что преференции только приближенным оказываются. То есть получается, что административная часть, куда включается зарплата, она не может быть более 20% от общего бюджета проекта. И эта сумма в итоге оказывается небольшой, если её размазать на коллектив и на время реализации проекта. Да, отчётность по проекту – один из самых ответственных моментов в социальном проектирование. Часто НКО прекрасно работают, но не умеют отчитываться, это тоже проблема

Ну да, ведь проект часто длится не неделю, а несколько месяцев. Удается уложиться в бюджет?
Да, поскольку бюджет проекта составляется нами строго по деятельности проекта, можно все предусмотреть. Но иногда какие-то обстоятельства меняются, каких-то расходов оказывается больше. Как правило, по условиям бюджетирования не всегда можно восполнять эти расходы за счет других строк бюджета, но иногда доноры идут навстречу. Если нет, то необходимо искать софинансирование, чтобы закрыть непредвиденные расходы, иногда из своего кармана.

Таких людей много?
Не много, но они есть. Есть и они мне очень нравятся. Потому что эти люди во-первых, имеют опыт. Во-вторых они осознанно выбрали эту деятельность, это для них не дань моде. И они очень многому нас учат тоже. Потому что, как ни крути, капитализация/монетизация деятельности – это необходимость сегодняшнего дня и они нам подсказывают как это сделать имея свой опыт. Самое главное, чтобы были живые результаты. Я благодарна тому, что мы живём в такое время, что у нас сейчас есть возможность всему учиться. Я на различных учёбах постоянно бываю – что на российских, что на международных и всегда это служит стимулом для нового этапа развития.

07.11.2019
Беседовала Наталья Казарина

Фото - Наталья Казарина